Наша библиотека

22.04.2019

Чернышевский в «Философских тетрадях» Ленина

Обычно в «Философских тетрадях» Ленина главное внимание уделяют категориям диалектической логики. Можно сказать, что тема «Ленин и Гегель» доминирует, а тема «Ленин и Чернышевский» не является первенствующей. В то же время именно Чернышевского Ленин считал своим учителем, и в «Философских тетрадях» он отвёл ему весьма почётное место. Ленинские замечания по книге Ю.М. Стеклова «Н.Г. Чернышевский, его жизнь и деятельность (1828—1889)» по сути дела представляют конспект с выделением тех мест, которые, по мнению Ленина, были чрезвычайно актуальны в то время. На некоторых из них мы остановимся, поскольку они актуальны и в наши дни.

Бедняк и пролетарий

Первое ленинское замечание кому-то может показаться удивительно простым — о различии между бедняком и пролетарием. Ленин старательно выписывает из брошюры Стеклова следующий текст: «Сколько нам случилось читать у экономистов, пролетарий всегда означает у них человека, не имеющего собственности; это вовсе не то, что просто бедняк; да, экономисты строго различают это понятие: бедняк просто человек, у которого средства к жизни скудные, а пролетарий — человек, не имеющий собственности. Бедняк противопоставляется богачу, пролетарий собственнику. Французский поселянин, имеющий 5 гектаров земли, может жить очень скудно, если земля его дурна или семейство его слишком многочисленно, но всё-таки он не пролетарий; напротив, какой-нибудь парижский или лионский мастеровой работник может жить в более тёплой и удобной комнате, может есть вкуснее и одеваться лучше, нежели этот поселянин, но всё-таки он будет пролетарием, если у него нет ни недвижимой собственности, ни капитала, и судьба его исключительно зависит от заработной платы». Эти слова родоначальника народничества (Чернышевского. — Ю.Б.) показывают, насколько выше он стоял таких эпигонов народничества, как, например, В. Чернов, до сих пор не желающий усвоить разницу между бедняком и пролетарием. Они же показывают, почему он считал «пролетариатство» за язву, более тяжёлую для народной жизни, нежели «простая бедность». Чернышевский имел в виду необеспеченность существования, которая, в случае безработицы, болезни или старости, обрекала пролетария на голодную смерть. Пролетарии не успокоятся, пока не добьются удовлетворения своих требований, и вот почему капиталистическим нациям предстоят новые смуты, более жестокие, чем прежние. «С другой стороны, — говорит Чернышевский, — число пролетариев всё увеличивается, и, главное, возрастает их сознание о своих силах и проясняется их понятие о своих потребностях». Скажите откровенно, читатель, эта фраза не напоминает вам ничего из «Манифеста Коммунистической партии»?

Ленин начал конспектировать книгу Стеклова о Чернышевском в октябре 1909 года, а окончил эту работу в апреле 1911 года. Как видим, Чернышевский, его поступки, мысли и его противники интересовали Владимира Ильича, когда он уже был Лениным (в апреле 1911-го ему исполнился 41 год). Не Георгия Валентиновича Плеханова, а Николая Гавриловича Чернышевского считал он своим учителем. Думается, прежде всего потому, что тот придерживался принципов революционной демократии, а также научной строгости во всех своих работах, и в первую очередь в определении социальных понятий. Но делал это не в силу занудного педантизма и уж тем более не в силу окостенелого догматизма, а в силу того, что за понятием он видел реальность, живую жизнь людей. И это Ленин считал чрезвычайно ценным у Чернышевского: не допускать объяснения социальной действительности на уровне бытовых, житейских понятий. Он не допускал, иными словами, её, действительности, такого упрощения, которое вело к её искажению, к отказу от борьбы за социальную справедливость в ней. От классовой борьбы, о чём ещё скажем.

Ну к чему бы это было Ленину в 1909 году обращаться к размышлениям Чернышевского о бедняке и пролетарии? Да к тому, что эсеры, типа упомянутого Чернова, в означенное время имевшие немалое влияние на рабочую и особенно на крестьянскую массу, избегали понятия «пролетарий», а вели речь о богатых и бедных. Чернышевский же поясняет, что бедный, бедняк — это тот же французский поселянин, что еле-еле, но всё-таки сводит концы с концами за счёт земли-собственности, хотя она дурна и семейство его многочисленно. А вот пролетарий, оказавшись безработным, да ещё больным и лишившись небольших накоплений, обречён на голодную смерть. В лучшем случае — на нищету.

Располагавший ещё вчера тёплой комнатой, вкусной едой и хорошей одеждой, пролетарий, не имеющий ничего, кроме своей способности трудиться и обеспечивать прибыль капиталисту, может всего этого лишиться и оказаться ненужным на рынке труда, когда ему будет сказано работодателем: «В ваших услугах фирма больше не нуждается».

Почти один в один Чернышевским сказано то, что сказано Ф. Энгельсом при определении класса пролетариев: «Пролетариатом называется тот общественный класс, который добывает средства к жизни исключительно путём продажи своего труда, а не живёт за счёт прибыли с какого-нибудь капитала, — класс, счастье и горе, жизнь и смерть, всё существование которого зависит от спроса на труд, то есть от смены хорошего или плохого состояния дел, от колебаний ничем не сдерживаемой конкуренции».

Увы, увы, подмена понятий «капиталист» и «пролетарий» понятиями «богатые» и «бедные» — нередкое явление и в коммунистической среде. Так сказать, к народу поближе. А ближе ли?

Великий учёный и революционер

Сравнительно недавно, в начале апреля 2019 года, вице-премьер Татьяна Голикова заявила, что смертность в России за 2018 год увеличилась в трети всех субъектов РФ, то есть она выросла в 32 регионах страны. Какой класс пострадал более всего от косы смертности? Ну, конечно же, пролетариат. Но об этом в СМИ, как говорится, гробовое молчание. Молчит Дума, молчит правительство, молчит президент. Под разговоры о богатых и бедных, да ещё на набившую оскомину тему об украинских олигархах (о российских ни слова!) прикрывается непримиримость интересов пролетариата и буржуазии.

Дескать, что касается пролетариата, то он исчезает, а при цифровой экономике надобность в нём вообще отпадёт. Так утверждают «учёные»-социологи и экономисты из Высшей школы экономики. Правда, бедняки ещё останутся. А Кудрин постоянно твердит, что надо повышать уровень образованности, но о необходимости новой индустриализации даже не заикается. Стало быть, новейшее образование рабочего не коснётся. Оно для избранных. Главное — никаких социальных бурь, никакой классовой борьбы. Это якобы атавизм. К социальной справедливости надо идти эволюционно и только мирным путём. Медленным шагом, робким зигзагом… Старая песня на новый лад.

Особое внимание в ленинских замечаниях уделено отношению к Чернышевскому Карла Маркса. Вот что выписал Ленин из книги Стеклова: «Маркс, столь строго относящийся к писаниям и деятельности таких представителей европейского социализма, как напр. Прудон и Лассаль (из них последний был его собственным учеником), и таких представителей русского социализма, как Герцен, Бакунин и Нечаев, относился к Чернышевскому с величайшим уважением и глубокой симпатией. Крайне сдержанный в похвалах и скупой на лестные отзывы, творец научного социализма признавал нашего автора великим учёным и критиком, мастерски обнажившим банкротство буржуазной экономики».

Не находящиеся на высоком уровне мировой культуры Герцен и Бакунин (чего не скажешь о Нечаеве), имевшие европейскую известность и немало позаботившиеся о том, а скромный альтруист Чернышевский, ничуть не думавший о том, сколь популярно его имя, — вот кто интересовал К.Маркса. Интересовал всесторонностью критики буржуазной экономики, потребность в чём всё более и более возрастает сегодня. Однако заметим, что автору известного романа «Что делать?» не везло. Чернышевскому отдавали должное в советском школьном образовании, но, к сожалению, формально. Стеклов в своей книге верно заметил, и это выделено Лениным: «Вообще же большинство публики знает о Чернышевском лишь то, что он написал утопический роман «Что делать?» и якобы мечтал о переходе России от общины сразу к социализму посредством заговора небольшой кучки революционеров-интеллигентов. Действительная научная физиономия Чернышевского имеет весьма мало общего с этим фантастическим образом».

Учёный, размышлявший о возрастающей роли пролетариата, даже в воображении не мог себе позволить переход крепостной страны к социализму, так сказать, рывком, да ещё посредством заговора. За это царский суд приговорил бы его не к 14 годам каторжных работ с пожизненным поселением в Сибири, а к смертной казни.

Надо было обладать недюжинной силой духа и той спокойной уверенностью в себе, чтобы выстоять в условиях не то что наговоров, а настоящей травли, которой подвергался Чернышевский. После студенческих беспорядков 1861 года «правительство сочло удобным, писал Стеклов, приступить к действиям, и 12 июня 1862 года Чернышевский был арестован». Те, кто вчера ещё восторгался статьями Чернышевского в пользу крестьян, отрекались от него, примыкая к общему реакционному воплю: «Распни его!»… Чернышевского все считали ведущим в революционно настроенных кругах, особенно среди молодёжи: «Достоевский в своём «Дневнике писателя» сообщает, что в 1862 он сам отправился к Чернышевскому и убеждал его повлиять на составителей прокламации к молодому поколению и удержать их от революционных действий».

Ленин не случайно остановился на стоицизме Чернышевского в условиях реакционного бешенства: этот стоицизм не раз ещё даст о себе знать на пути большевиков к Октябрю 1917 года. Именно означенное реакционное бешенство и послужило для правительства удобным основанием для ареста Чернышевского.

В коммунистической и патриотической литературе сегодняшнего дня, можно сказать, имя Чернышевского почти предано забвению. Для коммунистов на словах, а не на деле это нечто далёкое, ассоциируемое со снами Веры Павловны в романе «Что делать?» да с образом Рахметова, который сегодня-то ну ни к чему… Для патриотов Чернышевский чужд как революционер-демократ. Не государственник он, не государственник.

…В октябре 2019 года исполнится 130 лет со дня кончины Н.Г. Чернышевского. В российском обществе мало кто об этом помнит. Но Церковь не дремлет и не упускает из виду имена России. В официальном обиходе, в ряде передач в СМИ, Чернышевского представляют как христианского мыслителя и прилежного прихожанина Русской православной церкви. Христианизация мятежных классиков русской литературы тихо-тихо, без критического шума (коммунистическая печать, равно как и патриотическая, промолчала), уже произошла в учебниках литературы для старших классов. Там и Н. Некрасов, и М. Салтыков-Щедрин — творцы христианского лада. Отчего бы и Чернышевского не представить таковым, благо молодёжь о нём ничего не знает.

Два течения, две партии

Большой, вернее, обострённый интерес вызвало у Ленина столкновение двух тенденций общественной мысли в России второй половины XIX века: революционно-демократической и либеральной. Первую представляли Чернышевский с Добролюбовым, вторую — Герцен.

Свою выписку по данному вопросу Ленин начинает с истории скандальной статьи Герцена в 44-м номере «Колокола». В ней автор не принимает взгляды Чернышевского и Добролюбова за выражение общественного мнения, а «высказывает предположение, что они «внушены им правительством». Иными словами, Герцен выставлял Чернышевского и Добролюбова «чуть ли не агентами-провокаторами и слугами режима».

Далее следует текст, который Ленин счёл необходимым записать: «В июне 1859 года Чернышевский выехал за границу, где в Лондоне между ним и Герценом состоялось по этому поводу объяснение. Как и следовало ожидать, это объяснение ни к чему не привело: в тот момент оба собеседника стояли на противоположных полюсах. Чернышевский был представителем революционно-демократического течения общественной мысли, а Герцен тогда стоял ещё на точке зрения просвещённого либерализма и даже не свободен был от некоторых надежд на либеральную бюрократию…

…После объяснения с Чернышевским Герцен принуждён уже отказаться от своих инсинуаций по адресу радикалов (революционных демократов. — Ю.Б.), действующих якобы по внушениям правительства…

…Как видим, даже такой искренний и просвещённый представитель либерализма, как Герцен, органически не мог понять первого поколения русских революционных демократов… Здесь дело шло не о столкновении двух поколений или, вернее, не столько о столкновении двух поколений, сколько о конфликте двух общественных течений, двух партий, представляющих существенно различные и враждебные классовые интересы.

…Чернышевский до конца остался верен своим взглядам — история доказала справедливость его отношения к русскому либерализму; а вот Герцену пришлось скоро отказаться от своего прекраснодушия и «во многом стать на точку зрения Чернышевского».

Можно утверждать, что от Чернышевского заимствовал Ленин жёсткое неприятие либерализма во всех его вариантах: от просвещённого до откровенно невежественного. Последний вариант остался единственным в современной России. Отношение Чернышевского, а за ним и Ленина к либерализму было, прежде всего, их отношением к идеологии капиталистов и помещиков, «смело» выступавших на банкетах за освобождение крестьян от крепостного права… в своих классовых интересах.

Чернышевский стоял за полную экспроприацию земельной собственности помещиков, что послужило отправной точкой для разработки программных мер по аграрному вопросу, принятых на II съезде РСДРП в 1903 году. Более полувека выстрадывала Россия справедливое требование Чернышевского. Как он далеко глядел!

Герцен окончательно освободился от либеральных утопий, когда Чернышевского власть приговорила к каторжным работам и после них к пожизненному поселению в Сибири: «Чернышевский был выставлен вами к позорному столбу на четверть часа.., а вы, а Россия на сколько лет останетесь привязанными к нему! Проклятье вам, проклятье — и, если можно, месть!»

Новые люди

Выписано и особо отмечено Лениным то положение книги Стеклова, в котором речь идёт о новых людях. Вот оно: «Если Ляпуновы и Кирсановы — тип новый, то Рахметов — тип, так сказать новейший, последнее слово русского общественного развития». Таких людей, по словам Чернышевского, мало; до сих пор он встретил восемь образцов этой породы, в том числе двух женщин. «Мало их, — заключает Чернышевский своё описание Рахметова, — но ими расцветает жизнь всех: без них она заглохла бы, прокисла бы; мало их, но они дают всем людям дышать, без них люди задохнулись бы. Велика масса честных и добрых людей, а таких людей мало, но они в ней — теин в чаю, букет в благородном вине; от них её сила и аромат; это цвет лучших людей, это двигатель двигателей, это соль соли земли».

Мысли о новых людях имеют прямое отношение к судьбе партии российских коммунистов. Большевики — это новые люди, готовые к испытаниям, бескорыстному самопожертвованию во имя общенародного дела.

Большевики — немногочисленная поначалу партия, в феврале 1917 года их насчитывалось около 24 тысяч — явились той новой генерацией людей, тип которых Чернышевский обрисовал в образе Рахметова. Превалирующее большинство их прошло через тюрьмы и ссылки. В первом составе ЦК РСДРП(б) не было ни одного, кого бы не коснулась карающая рука самодержавия.

Тип новых, новейших по Чернышевскому, людей являл собой Ленин, создавший и возглавивший партию нового типа не только в идеологическом, политическом, но и в нравственном отношении. Большевики всю свою жизнь без остатка не только готовы были отдать, но и отдавали делу социализма. Они шли на жертвы, и потому им верили и за ними шли многомиллионные массы. Гражданская, а ещё более Великая Отечественная война сильно убавили людей большевистского типа. Партия стала засоряться людьми мещанского типа: коммунистами по партийному членству, а не по духу. Всё начиналось с великого Ленина, а окончилось Горбачёвым, явившим собой завершённый тип мещанина-предателя.

КПРФ сделала заявку на возрождение коммунистической партии большевистского типа, но людей нового типа явная недостача. Ох как нужны эти новые люди! Такие, о которых говорил Ленин: «Ни слова не возьмут на веру, ни слова не скажут против совести». Достаточно ли в рядах коммунистов России людей, коих требует новейшее время, когда щупальца мелкобуржуазного оппортунизма тянутся к партии, а жизнь властно требует: левее, левее, ещё левее?!

Потребность в новых людях, свободных от выгоды, борьбы за «тёплые местечки» (Ленин), от карьеризма и прагматичного делячества, — величайшая. Такие люди уже есть — жизнь берёт своё! — но их, как прежде, мало. Помогать им идти нелёгкой дорогой людей мужества, воли, чести и совести — первейшая задача партийного руководства.

Хотелось было здесь поставить точку. Но покоя не давала самая последняя выписка Ленина из книги о Чернышевском: «Чернышевского не допрашивали. Он терпеливо сидел в крепости, со дня на день ожидая своего освобождения, так как был твёрдо убеждён, что никаких серьёзных улик против него правительство не имеет. Он усердно работал и переписывался с женою. В письме от 5 октября, которое комиссия не сочла возможным передать его жене, а приобщила к делу, заключалась следующая ужасная, по мнению сыщиков, фраза: «Наша с тобой жизнь принадлежит истории; пройдут сотни лет, а наши имена всё ещё будут милы людям; и будут вспоминать о нас с благодарностью, когда уже забудут почти всех, кто жил в одно время с нами. Так надобно же нам не уронить себя со стороны бодрости и характера перед людьми, которые будут изучать нашу жизнь».

Он не уронил себя. На все предложения написать просьбу царю о помиловании он решительно отвечал: «Нет». Он мог требовать, а не просить. В каторге и ссылке он пробыл двадцать лет.

Имя Чернышевского осталось в истории человечества — в «Философских тетрадях» Ленина.

Обратная связь