В октябре 1941 года германская 2-я танковая группа, только что переименованная в танковую армию, в ходе операции «Тайфун» должна была обеспечить охват Москвы с юга. После прорыва советского фронта на глубину в сотню километров она заняла Орёл и вот-вот могла овладеть Тулой. По крайней мере так считали немецкие генералы, в том числе и сам командующий 2-й танковой армией — один из крупнейших теоретиков и практиков танковой войны Хайнц Гудериан, который позднее писал: «Создавшаяся выгодная обстановка благоприятствовала дальнейшему развёртыванию операции в направлении на Москву».
Однако в боях под Мценском танкистов Гудериана ждал крайне неприятный сюрприз. Оказалось, что действовавшие здесь советские войска были уже неплохо знакомы с тактикой гитлеровцев и радикально пересмотрели свои собственные боевые приёмы. В особенности удивили немцев наши танкисты, которые отказались от яростных и кровопролитных контратак и неожиданно перешли к тактике засад. Для немцев это обернулось тяжёлыми потерями.
С советской стороны происходившее выглядело так: «Даю команду по радио ввести в бой танковые засады. В бинокль вижу, как из-за пригорка выскочило несколько тридцатьчетвёрок. Сверкает пламя выстрелов. Один за одним, словно наткнувшись на невидимую преграду, застывают гитлеровские машины. А юркие, стремительные тридцатьчетвёрки выскакивают и выскакивают из-за стогов сена, из-за сараев, из-за кустарников, делают несколько выстрелов и так же стремительно меняют позиции». Такое описание оставил в своих воспоминаниях командир советской 4-й танковой бригады.
Темп наступления, который является ключевым фактором в манёвренной войне, немцами был потерян. Взять Тулу Гудериан так и не смог. После поражения под Москвой А. Гитлер отстранил «Быстрого Хайнца» от командования 2-й танковой армией. До конца войны Гудериан больше не руководил танковыми войсками ни в одной из операций.
Судьба человека, который сыграл главную роль в неудаче немецкого военачальника, сложилась совсем иначе. Михаил Ефимович Катуков одним из первых в РККА показал на практике возможности танковых войск в обороне. Он прошёл через крупнейшие сражения Великой Отечественной и стал командующим танковой армией, которая штурмовала Берлин. 17 сентября исполняется 125 лет со дня рождения этого выдающегося полководца, дважды Героя Советского Союза.
1941 год складывался для командующего 20-й танковой дивизией полковника М.Е. Катукова трудно ещё до начала войны. В мае в военном госпитале в Киеве скоропостижно скончалась его первая жена Ксения. Сам он вскоре тоже оказался на больничной койке с очень опасным диагнозом. Михаил Ефимович не отличался крепким здоровьем. Сын коломенских крестьян, он был вынужден пойти работать уже с 12 лет: стал разносчиком товара (по-современному — курьером) на молочной ферме. «От зари до зари бегал я по городу, — вспоминал он, — разносил заказчикам молоко, драил дверные ручки, протирал мокрыми опилками кафельные полы, мыл стёкла витрин и дверей, молочную посуду. И так на протяжении пяти долгих лет. Без выходных и отпусков».
Нападение гитлеровцев застало Катукова в госпитале, где он восстанавливался после тяжёлой операции. Военачальник об этом не распространялся, поэтому лишь много десятилетий спустя от его вдовы Е.С. Катуковой мы узнаем, что всю Великую Отечественную Михаил Ефимович прошёл с одной почкой. Врачи не хотели отпускать Катукова с незажившей послеоперационной раной, но он всё же прибыл в свою часть уже 23 июня.
9-й механизированный корпус К.К. Рокоссовского, в который входила 20-я танковая дивизия, в первые дни войны стал участником одного из крупнейших танковых сражений в истории, в котором советские войска пытались остановить германскую 1-ю танковую группу Эвальда фон Клейста. Корпус встретил войну в стадии формирования. «Несчастье заключалось в том, что корпус только назывался механизированным, — вспоминал после войны Константин Константинович. — С горечью смотрел я на походе на наши старенькие Т-26, БТ-5 и немногочисленные БТ-7, понимая, что длительных боевых действий они не выдержат. Не говорю уже о том, что и этих танков у нас было не больше трети положенного по штату. Пехота обеих танковых дивизий машин не имела, а поскольку она значилась моторизованной, не было у неё ни повозок, ни коней».
20-я танковая дивизия полковника Катукова планировала получить новое вооружение только в июле 1941-го. В ней должно было быть триста с лишним танков, а имелось всего 33 машины — БТ-2 и БТ-5, использовавшиеся как учебные. Танки с противопульной бронёй были устаревшими морально и изношенными технически, потому что служили с середины 1930-х. Их бросили в контратаку 24 июня и потеряли все до единого.
В книге воспоминаний «На острие главного удара» М.Е. Катуков писал об этом горьком опыте: «Наши БТ не представляли собой грозной силы, к тому же использовали мы их неправильно. С такими быстроходными, но слабобронированными и легковооружёнными машинами нельзя было ввязываться в открытый бой».
Успешным советский контрудар по 1-й танковой группе назвать нельзя, но и фон Клейст, ввязавшись во встречные бои, потерял темп. Именно тогда Катуков пришёл к выводу, что лобовое столкновение танковых частей не приносит пользы ни одной из сторон, а отчаянная атака — это далеко не единственный способ применения танка, и стал разрабатывать свою тактику.
В советские бронетанковые войска М.Е. Катуков попал в 1932 году, когда 80-й стрелковый полк, где он служил уже без малого десятилетие и дорос до должности начальника штаба полка, переформировали в 5-ю отдельную механизированную бригаду. Кадровым военным он стал после Гражданской войны, на которую пошёл добровольцем. О решении вступить в ряды РККА и первом этапе своей военной карьеры Михаил Ефимович написал в воспоминаниях:
«Симпатии бедняков были на стороне новой власти рабочих и крестьян. Поэтому я, как и многие мои сверстники, попросился добровольцем в Красную Армию.
В составе группы войск особого назначения мне пришлось участвовать в подавлении восстания Донского казачьего корпуса, выбросившего пресловутый лозунг «Советы без коммунистов», воевать с белополяками в качестве конного разведчика 507-го стрелкового полка, затем ликвидировать остатки белогвардейских банд, в том числе известных тогда в Белоруссии банд Булак-Булаховича, барона Кныша, Савинкова и других головорезов. Операции по борьбе с бандитами имели широкий размах в Могилёвской губернии, в окрестностях Гомеля и по берегам реки Сож.
За эти годы я полюбил военную службу и твёрдо решил стать красным командиром...»
Умолчал Михаил Ефимович лишь о том, что во время Гражданской войны тяжело переболел сыпным тифом, что ещё сильнее подорвало его здоровье.
Военное образование Катуков получил на Могилёвских пехотных курсах. Затем были знаменитые курсы «Выстрел», о качестве которых он отзывался очень высоко. А в середине 1930-х, уже будучи танкистом, он прошёл годичную переподготовку на курсах при Военной академии механизации и моторизации РККА. Но академического военного образования до войны получить так и не успел. Как мы сегодня знаем, это обстоятельство не помешало Михаилу Ефимовичу войти в число лучших полководцев-танкистов, однако оно стало источником зависти со стороны некоторых более образованных коллег, считавших себя обойдёнными, а Катукова выскочкой.
В начале 1930-х состоялось, по-существу, рождение советских бронетанковых войск. Немногочисленные танки были в РККА и ранее, но стартовавшая индустриализация позволила приступить к их массовому выпуску и начать их превращение в главную ударную силу армии.
Катуков был теперь неразрывно связан с этим родом войск. В 1934 году его перевели с повышением в 45-й механизированный корпус: он возглавил оперативный отдел штаба танковой бригады. В 1938-м он уже исполнял обязанности начальника штаба корпуса, а в конце того же года стал самостоятельным танковым командиром, приняв под начало 5-ю легкотанковую бригаду, а немного позже — 38-ю. Наконец, в 1940-м он вступил в должность командира 20-й танковой дивизии, на которой и начал войну.
Танков в годы первых пятилеток успели построить много, и к началу 1940-х по их количеству СССР был на первом месте в мире. В это время шло интенсивное развитие структуры советских бронетанковых войск, однако процесс этот был непростым, что и отражено в назначениях, которые получал одно за другим Катуков. В конце 1930-х начался переход на новую структуру на основе танковых бригад. Но угроза войны заставляла торопиться, поэтому, не завершив его, советское военное руководство приняло решение о срочном формировании танковых дивизий, объединённых в огромные механизированные корпуса.
Удачным ли оно было? Контрудары мехкорпусов (многие из них, как соединение Рокоссовского, так и остались недоукомплектованными) не остановили наступление гитлеровцев летом 1941-го. Уже по ходу войны сильно поредевшие советские бронетанковые войска снова вынужденно вернулись к бригадам. Так что ответ понятен.
Сформированную под Сталинградом 4-ю танковую бригаду М.Е. Катуков принял под командование в сентябре 1941 года, после того как с остатками своей дивизии смог прорваться из окружения в августе. Как уже говорилось выше, дебют бригады оказался успешным. Посмотрим на него глазами побитого Гудериана: «Южнее Мценска 4-я танковая дивизия была атакована русскими танками и ей пришлось пережить тяжёлый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков Т-34. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить».
Примечательно, что характеристики Т-34 не тревожили Гудериана да и других гитлеровских военачальников летом 1941-го, хотя в приграничных военных округах этих танков было совсем немало: суммарно около тысячи. Но под Мценском их преимущества вдруг стали очевидны, причём «в резкой форме», хотя из 49 танков 4-й бригады было 22 Т-34, 7 КВ, а остальные — всё те же лёгкие БТ разных модификаций. Именно тактика применения танков бригадой Катукова сыграла решающую роль, что было прямо отмечено его противником Гудерианом:
«Особенно неутешительными были полученные нами донесения о действиях русских танков, а главное, об их новой тактике... Русская пехота наступала с фронта, а танки наносили массированные удары по нашим флангам. Они кое-чему уже научились».
Развитие эти тактические приёмы получили в ходе обороны Москвы. Хорошо показавшую себя 4-ю бригаду перебросили на одно из самых тяжёлых направлений — Волоколамское. Здесь Катуков снова оказался под началом К.К. Рокоссовского — в тот момент командующего 16-й армией.
Но перед этим ярко проявилось ещё одно качество Михаила Ефимовича: в отличие от многих коллег он не брал под козырёк, если видел, что приказ ведёт к неудаче. Неуступчивым в принципиальных вопросах он останется и в дальнейшем, что осложнит его отношения с некоторыми военачальниками. Ну а под Москвой Катукова едва не отдали под трибунал.
Когда прибывший из штаба фронта генерал (в воспоминаниях Катуков не называет его фамилии) указал маршрут следования бригады, её командиру стало очевидно что он далеко не оптимален. Вышел спор, и штабист настоял на своём. «Это был тяжелейший марш, — вспоминал Катуков. — Танки, густо коптя, надсадно ревели, выбираясь из глубоких колдобин. Экипажи прилагали нечеловеческие усилия, чтобы вытащить застрявшие боевые машины из грязи. Только вытащат одну — увязнет другая. Штабные автомобили шли на буксире у танков...»
В итоге бригада дошла, но позже установленного срока. А генерал-штабист в это время, очевидно, успел пожаловаться на строптивого командира, и в часть прибыл военный прокурор. Лишь после вмешательства И.В. Сталина инцидент был исчерпан.
В ходе обороны Москвы 4-я бригада Катукова сражалась рядом с другими прославленными соединениями: 316-й дивизией генерал-майора И.В. Панфилова и кавалеристами генерал-майора Л.М. Доватора. Об эффективности её боевой работы говорит то, что Катуков получил генеральское звание, а сама бригада стала 1-й гвардейской — раньше всех среди танковых частей.
Свою тактику Михаил Ефимович описал весьма подробно:
«Мотострелки располагаются в обороне, предварительно отрыв настоящие окопы и ложные. В ложных ставятся макеты пушек и пулемётов. Часть этих окопов занимают небольшие группы бойцов с настоящими пулемётами. На их долю выпадает роль «актёров», инсценирующих передний край. Сзади, на небольшом расстоянии, идут настоящие окопы, а дальше, на танкоопасных направлениях, ставятся танки — иногда взвод, иногда просто одна машина. Для маскировки танки используют местные укрытия: кустарники, деревья, скирды хлеба, стога сена, обратные скаты высот. Каждый экипаж готовит себе не одну позицию, а две-три, которые можно менять незаметно для противника».
Особое внимание Катуков уделял связи и взаимодействию элементов этой системы, которая в начальной фазе боя преследовала цель заманить противника под огонь танков, стоявших в засадах: «...И только тогда, когда вражеские машины подходят на 200—300 метров, засады выходят на огневую позицию и открывают огонь по атакующим в упор, наверняка».
Об эффективности этой тактики говорит тот факт, что именно в 1-й гвардейской танковой бригаде воевал лучший советский танковый ас Дмитрий Лавриненко, на счету которого 52 уничтоженных немецких танка. Этот результат так и остался непревзойдённым до конца войны, хотя 18 декабря 1941 года Лавриненко погиб, причём не в танковом бою, а от случайного осколка мины.
«Когда я услышал о гибели Лавриненко, у меня потемнело в глазах, — признавался позже М.Е. Катуков. — Лавриненко и смерть — эти два понятия не умещались в сознании. Лавриненко казался неуязвимым: из скольких схваток выходил он победителем!» Значительную часть своих воспоминаний он посвятил погибшему подчинённому.
Проявивший себя в ходе не только оборонительного, но и наступательного этапа Московской битвы генерал-майор М.Е. Катуков был вызван в столицу, где получил новое назначение: 31 марта он стал командующим 1-м танковым корпусом, ядром которого была 1-я гвардейская танковая бригада.
Само по себе решение о формировании танкового корпуса говорит о многом. Конец 1941-го — начало 1942 года советские бронетанковые войска провели на голодном пайке. Понесённые летом потери в технике восполнить не удавалось из-за эвакуации промышленности на восток. Самое обидное, что особенно много оказалось небоевых потерь: из-за плохой укомплектованности мехкорпусов ремонтно-эвакуационной техникой летом 1941-го танки, которые можно было отремонтировать, уничтожали, а порой и просто бросали...
Но к весне 1942 года кризис в танковой промышленности был преодолён, что позволило перейти к формированию более крупных танковых соединений. Однако сделали выводы и гитлеровцы. Их танки и штурмовые орудия прошли модернизацию, получив дополнительное бронирование и новые длинноствольные орудия. На их вооружении в большом количестве появились подкалиберные снаряды с высокой проникающей способностью.
Всё это привело к тому, что преимущество Т-34 и КВ уже не было безоговорочным. Помимо этих машин советская промышленность выпускала много лёгких танков Т-60 и Т-70, но их возможности оказались ограниченными. О Т-60 Катуков писал, что «эти боевые машины-«малютки» и танками-то можно было назвать лишь условно» и что «для борьбы против немецких танков Т-60 не годились». Впрочем, он отмечал, что против пехоты скорострельная 20-мм авиационная пушка этого танка была весьма эффективна.
Со всеми этими обстоятельствами 1-й танковый корпус столкнулся трудным летом 1942 года в боях под Воронежем, участвуя совместно с тремя другими танковыми корпусами в контрударе по немецким войскам. Его результаты Ставка верховного главнокомандования оценила весьма критически. Анализируя причины этого, Катуков отмечал, что «танковые корпуса вводились в бой разрозненно, каждому из них ставились узкие, ограниченные задачи. А ведь можно было сосредоточить их в мощный кулак и, усилив средствами воздушной и наземной поддержки, нанести гитлеровцам действительно решающий удар во фланг». В 1942 году далеко не все командующие понимали, как использовать бронированный кулак с максимальной эффективностью. «Некоторые высокие начальники считали, что «танки всё могут», — сетовал Катуков.
К сентябрю 1-й танковый корпус отвели на переформирование, а его командующий был вызван к И.В. Сталину. Встреча показала, что доверия Верховного Катуков не утратил: его назначили командующим новым 3-м механизированным корпусом. Причём Сталин разрешил включить в состав соединения «родную» для Катукова 1-ю гвардейскую бригаду.
Однако применение 3-го мехкорпуса на Калининском фронте в ходе операции «Марс» снова оказалось неудачным по тем же самым причинам, что Михаил Ефимович и указывает в своих воспоминаниях: «В течение ноября-декабря все три механизированных корпуса периодически вели на своих направлениях бои — наступательные и оборонительные. Действовали мы разрозненно и по задачам, и по времени».
Но вскоре проблемы применения крупных масс танков будут в РККА преодолены.
В январе 1943 года М.Е. Катуков стал генерал-лейтенантом. Одновременно с этим в ходе очередной встречи с И.В. Сталиным он получил новое назначение. Советское руководство вело активную подготовку к кампании 1943 года, рассчитывая окончательно перехватить инициативу у противника. И здесь было никак не обойтись без мощных подвижных войск, которые должны были стать инструментом развития успеха при проведении наступательных операций в масштабах фронта или группы фронтов.
В результате началось формирование 1-й танковой армии (ТА), главной ударной силой которой стали два корпуса — 6-й танковый и 3-й механизированный, а его теперь уже бывший командующий возглавил новое объединение. Формировалось оно в спешке, так как Ставка готовила мощный удар по группе армий «Север»: что бы ни выдумывали творцы антисоветских мифов по поводу «брошенного» Ленинграда, блокада города не давала покоя руководству СССР, и оно старалось прорвать кольцо вокруг него.
1-я ТА получила большое количество новой техники. В частности, её пополнила именная танковая колонна «Вологодский колхозник», средства на которую пожертвовали советские трудящиеся. Ещё одна танковая колонна носила название «Революционная Монголия». Эта страна не забыла помощь Советского Союза при отражении японской агрессии и во время Великой Отечественной стала нашим верным союзником, оказывая самую разнообразную помощь. Но поклонники американского ленд-лиза предпочитают об этом не вспоминать.
Новый командующий армией успешно справился с задачей по её формированию: уже в феврале она была готова действовать. Но Ставка вынуждена была серьёзно пересмотреть свои планы, потому что в её распоряжении появилась новая информация. Исходя из неё и была поставлена задача Катукову: 1-я ТА перебрасывалась на Курское направление. Этот рубеж и станет проверкой её эффективности.
Когда армия вошла в состав Воронежского фронта, её командующий воспользовался передышкой, чтобы укрепить вверенное ему объединение, которое, как уже говорилось выше, формировалось спешно. В итоге в его составе появился новый танковый корпус. Сам Катуков в воспоминаниях писал о помощи в решении этой весьма непростой задачи со стороны Г.К. Жукова и явно поскромничал. Георгий Константинович действительно поддержал его инициативу, но всё же разговаривать с Верховным пришлось лично Катукову. Ставка выполнила все высказанные им пожелания, и к середине июня корпус, получивший номер 31, был сформирован. Через считанные недели станет ясно, что успели это сделать очень вовремя.
В течение первых семи дней Курской битвы 1-я ТА успешно сдерживала гитлеровцев. Организованная Катуковым эшелонированная оборона «сточила» их наступательный потенциал. Один из ведущих современных специалистов по Курской битве В.Н. Замулин отмечает, что 75% потерь немецкой 4-й ТА приходятся на первую неделю боёв. Таким образом, Катуков нанёс поражение ещё одному германскому специалисту по манёвренной войне — Герману Готу, под рукой которого была танковая и моторизованная элита гитлеровцев: дивизии «Великая Германия», «Мёртвая голова», «Адольф Гитлер» и «Рейх».
Один из драматических эпизодов, разобранных В.Н. Замулиным, снова напоминает о качествах М.Е. Катукова, который не боялся не согласиться с сомнительным приказом руководства. Так, он не уступил требованиям командующего фронтом Н.Ф. Ватутина нанести контрудар в направлении Прохоровки, указав на усталость своих войск, которые сражались уже неделю без перерыва, и на наличие у гитлеровцев мощной противотанковой обороны (будучи сам мастером танковых засад, Катуков знал, чем это грозит).
В итоге контрудар у Прохоровки нанесла взятая из резерва 5-я гвардейская ТА П.А. Ротмистрова. Это заставило гитлеровцев отказаться от продолжения наступления, но одновременно оправдались и опасения Катукова: потери 5-й гв. ТА оказались столь высокими, что для выяснения их причин Ставка направила специальную комиссию во главе с Г.М. Маленковым. К концу июля в сражавшейся с первого дня Курской битвы 1-й ТА осталось в строю больше танков, чем в свежей 5-й гв. ТА, которая изначально была мощнее: 479 и 404 соответственно. Среднесуточные потери в армии Катукова, как отмечает В.Н. Замулин, были существенно ниже.
Впрочем, на судьбе Ротмистрова это не сказалось, да и Катуков не пострадал за принципиальность. Зато было принято решение отказаться от лёгких танков, заняться модернизацией Т-34 и КВ и ускорить выпуск новых тяжёлых танков ИС.
В ходе Белгородско-Харьковской наступательной операции РККА впервые наносила скоординированный удар двумя танковыми армиями — Катукова и Ротмистрова — общей численностью свыше тысячи танков. Наступление завершилось успехом, но не без оговорок. Крупного окружения немцы смогли избежать, потому что при планировании операции был недостаточно учтён сложный для танков рельеф местности. В результате в начальной фазе наступления образовалась «танковая пробка», и его темп несколько сбился.
Но в дальнейшем эффективность бронетанковых войск РККА только росла, а 1-я ТА М.Е. Катукова стала для советского командования одним из самых надёжных инструментов манёвренной войны. Она успешно действовала в Житомирско-Бердичевской и Проскуровско-Черновицкой операциях, по результатам которых стала гвардейской.
Некоторые из коллег военачальников, а позднее кое-кто из историков упрекали Михаила Ефимовича в излишней осмотрительности в наступлении. Но кто как не он, мастер активной обороны, знал цену скоропалительным решениям? Видимо, потому и не спешил подставлять свои танки под чужие контрудары.
Своё умение наступать Катуков доказал в ходе Львовско-Сандомирской операции в июле 1944-го. Его танкисты опередили 3-ю гвардейскую ТА и 4-ю ТА, прорвались к Висле и захватили плацдарм за ней. Историк Алексей Исаев подчёркивает, что трудная задача переправы была решена очень быстро: «Части 8-го гвардейского мехкорпуса 1-й гвардейской танковой армии переправились за 29 часов, 11-го гвардейского танкового корпуса — за 21 час». А это было без малого две сотни танков!
Немецкое командование верно оценило опасность: в январе 1945 года именно с Сандомирского плацдарма будет совершён стремительный бросок к границам Германии. Но попытки сбить советские войска с плацдарма в августе 1944-го обернулись для немецких танковых частей провалом с тяжёлыми потерями. Подчинённые Катукова продемонстрировали, что их умение «сыграть от обороны» никуда не делось.
Венцом военной карьеры Михаила Ефимовича стало участие 1-й гвардейской танковой армии в окончательном разгроме Германии в ходе Висло-Одерской и Берлинской операций. Но всё же запомнился он прежде всего как выдающийся специалист по танковой обороне.